Сергей ЯНАКИ: «Только жаль, что смывают следы»

На дальней станции

Ветки сникли осенние
На колючем шиповнике
От росы.
Одолели сомнения,
Как актрису поклонники…
Мне бы – в Сим*.

На ладонную трещину
Из окошка заветного
Сдача ляжет ребром.
Дай мне, добрая женщина,
Счастья, что ли, билетного –
Серебром,

Ожидает конечная
Где-то станция дальняя
И меня, и меня…
Потому что не вечные, –
Как рисунки наскальные,
Имена.

За вагонными стеклами
Сквозняками продольными –
Шелестит береста.
Даже ягода теплая
Черноплодной смородины
Облетит неспроста.

На Симской, рядом с лесенкой,
С веткой желтой акации
Я тебя подожду…
Там слышней моя песенка
Про конечную станцию –
Не тебе, так дождю.

Облака кудреватые –
Там, как думы Курчатова –
Завиток к завитку.
А над рябью осеннею
Утка ластится к селезню –
На виду…
*Cим – родина академика Курчатова

Осени

Золотая моя,
Время жить, уступая...
Нам с тобой умирать не резон.
Это просто кукушки распевка скупая.
Это ветки надломленной стон.

Золотая моя, мы едины по крови,
Мы березовой крови одной…
Ты же знаешь, как могут взлетать
мои брови,
Словно птицы, при встрече с тобой.

Пролилась синева просветленною
негой,
Стало небом озерное дно…
Я устал от себя, от судьбы и от бега, –
От тебя не устану одной…

Лишь в кружении – радость сближенья,
в круженье.
На три четверти тактов расклад.
А под ложечкой, Господи,
вечное жженье, –
На три четверти в сердце разлад.

Золотая моя, эта близость разлуки
Не последняя, не на крови.
Ты же знаешь, как будут искать
мои руки
И под снегом приметы твои.

Ты же знаешь, какие высокие тени
Призывал я, колени склоня,
Чтобы вымолить тихое стихотворенье –
О тебе, золотая моя.

Звонок

Есть шутка в театральном мире –
Оскоминная, до зевка…
Но мой театр – моя квартира –
Берет начало... со звонка.

Все отголоски, все оттенки
Досады или торжества
Он – от анданте до фламенко –
Играл блистательно с листа.

Я, как швейцар, его поклонник
И завсегдатай всех премьер,
Впускал друзей и посторонних,
Как с контрамаркой, через дверь.

Кто в настроении минорном,
А кто в мажоре – выпевал
Свой звук в многоголосье хора,
Что по губам я узнавал.

Он был пощечиной порою,
Упреком – горьким или злым,
Любовной странною игрою
С финалом вечно роковым;

То – самым близким и знакомым,
Ребенком, матерью, женой,
То – приглашеньем избиркома
На депутатский бой смешной;

Цыганкой, нищим, коммерсантом,
Пропойцей, спутавшим подъезд,
Повесткой из военкомата…
Моей персоной, наконец…

Но как слабы мы перед модой, –
Нам новизна всего милей, –
И вот звенит, поет у входа
Другой залетный соловей.

Звончей, заливистей и лестней…
И мне б так жить, певцу под стать.
Но только под чужие песни
Уже не хочется плясать.

Моя звезда

Звезд с неба не хватал... Нет ничего
нелепей –
Высокое бросать под ноги, будто соль.
Возьмешь один кристалл, и распадется
в пепел.
Светильник неземной… И станет
ярче боль.

Приложит человек к ожогу подорожник.
Он руки к голубым огням тянул
сквозь мглу…
Клянусь, я пред людьми виновник
и задолжник,
Но именем ничьим звезду не назову.

Любимая, парят!.. Они – восторг
и слезы!
Не верь словам в бреду, не верь
календарю…
Пока в саду горят немеркнущие розы,
Я сорванной звезды тебе не подарю…

Когда мой час придет осенним
звездопадом,
И мой костер во тьме подернется
золой,
Успею я сказать почти счастливым
взглядом:
Гори моя звезда, не тронутая мной...

Этюд

Что может быть страшнее пустоты
Слепых глазниц покинутого дома?..
Тем более, когда разлучник – ты,
(Пусть не виновник) и тебе знакомо
С порога все: от трещинки печной
До стертого сучка на половице
И паутинки робкой за божницей,
Где в рюмочке застыл нагар свечной,
И на него не грех бы помолиться,
Когда б не этот ветер за стеной,
Когда б не зов его поторопиться.

Союз пчелы и клевера древней
Альянса странного души и тела;
Что до него ему, какое дело
До этого метанья у дверей,
Блуждающего взгляда и ключей,
Упрятанных под паклю за наличник?
Они – ничьи, а может, ты – ничей,
Как крик встревоженный далекий
птичий…
Уходишь в мир реалий и вещей
Второстепенных… «Как дела?» –
«Отлично»…
И наша связь с годами все прочней.

Дождь. Осень. Там – за три версты –
Растаял крестик над аэродромом.
Нет ничего страшнее –
Пустоты.
Слепых глазниц.
Покинутого дома.

Разговор в поезде
«Попадешь в любовный треугольник,
И Бермудский кажется смешным»…
Мы локтями подпираем столик
В поезде с попутчиком моим.

Ждет его ночной вокзал в Казани,
И меня – «Казанский», но в Москве.
Зыбкая земля перед глазами,
Домики, как замки на песке.

Не в туннель ныряет скорый – в вечер,
В осень, да и мы не отстаем.
Потому сидим, сутулим плечи,
Всё при нас. И оба при своем…

«Каждый был когда-то третьим лишним.
Если кто-то не был, – не поймет»…
Из закуски – два кулечка вишни,
Только водка что-то не берет.

Бередит он собственную рану
И мою – чего там! – заодно.
Дотянусь я взглядом до стоп-крана
И подранком вылечу в окно.

И крылом одним царапну выси.
Ты меня, приятель, не вини
За летящие вдогонку мысли.
Ну, еще на донышко плесни.
Я уже на цыпочках привставший
Над оврагом, под руку с судьбой,
Памятником без вести пропавшим
На окраине на городской.

Там, где почерневшие ворота,
Верили мне больше, чем она,
Там, где ставням было неохота
Закрываться на ночь от меня...

Говори, дружок, я буду слушать.
И словцом одним не перебью,
Лишь одно подальше спрячу в душу.
То, что вслух сказать не тороплю…

Ты совета просишь. Что за малость?..
Выверну карманы и найду.
Со своей бедою я не справлюсь,
А твою – руками разведу.

***

Я люблю тебя до слез за правду,
Неречистая моя селянка Русь…
Вновь в Казанскую играют свадьбу.
Я в кругу антоновкой качусь.

И калечит пьяная гармоника
Петухам соседским голоса.
Все пронзительнее: «Горько! Горько!»
И старух соленые глаза.

Ходули

Да и кто из вас, заботясь,
может прибавить себе росту
хотя на один локоть?
Матф. 6, 27.

Когда в первый раз на ходули
Я встал над ребячьей толпой,
Как рядом – мне дали блеснули!
Как вровень – стал цвет голубой!

Как мелочны ссадин коросты,
Как мелки глазницы для слез…
С высот небывалого роста
Я гладил макушки берез.

На сорванцовских сандалиях
Порвался худой ремешок…
Хранит моя память о далях
Шершавый, рубцовый ожог...

И, к старости ладясь горбатой,
Такого сваляв дурака! –
Не смог я росточку, ребята,
Прибавить себе ни вершка…

Свистят соловьиные пули
До самых окраин земли.
И ставят кресты нам – ходули,
Чтоб к небу, пусть даже вслепую,
Мы все ж дотянуться смогли.

***

Топилась печь…
Тряся губой,
Огонь-шаман, как черт, плясал.
В седые космы дым рябой
Он словно ленточку вплетал.
Лущил дрова, косил глаза,
Камлал языческую речь!..
Я посмотрел на образа.
Почудилось.
Топилась печь.

***

Поливают асфальт…
Так дамасскую сталь
Закаляют в студеном ручье;
Так кипящий базальт,
Сняв ромашковый скальп,
Остывает на горном плече.

Под ногой – не асфальт –
Городская скрижаль –
Откровений святых письмена.
Целовавших в уста
И восставших с креста
Ты меж трещин найдешь имена.

Как бульварную пыль,
Нашей юности быль
Унесло, и строки не прочесть…
Может, всё же, ещё
Память римским мечом
За благую заступится весть?..

Бьет наотмашь напор,
В кураже и на спор,
Рассыпаясь в осколки слюды…
Поливают асфальт,
Ничего мне не жаль,
Только жаль,
Что смывают следы.


Я ехал в сад

1

Я ехал в сад – мне снился сон –
Проведать дом в глухую пору.
Неслась дорога под уклон,
Хоть наяву тянулась в гору.

Погост. А там – подать рукой –
Десяток изб на всю деревню.
Поземка сиротливой тенью
Плелась околицей за мной.

Ни звука. Ни души… Как тут,
Должно быть, в зиму одиноко,
Где разойтись невмоготу
Двум переулкам-кривотолкам.

Дымком в низине полынья, –
Озерный ключ со дна струится
И в прошлое зовет меня,
Куда никто не возвратится.

А вот и лог. Над ним – в обхват –
Провидицами две березы
С округой бьются об заклад:
Теперь уже не быть морозам.

Я верю им; со снегирем
Вперегонки лететь стараясь,
Чтоб увидать скорее дом.
А там, бог даст, – и ближе радость.

Чего ищу я, глядя вдаль
Сквозь елей вековых узоры?..
Мне лип отчаявшихся жаль,
Упавших за моим забором.

Прощай, непрошенная грусть,
Минувшему – уже ни слова…
Пора! Я мерить жизнь берусь
Безлюдной улицей садовой...

К себе, к себе! К снегам своим!
Лишь наста скрип, и вновь – затишье!
И замер я: белесый дым
Шел над моей покатой крышей;

Он поднимался так легко,
Что трудно было обознаться –
В какую высь его влекло,
Какой приют тянул остаться.

2

Я дверь толкнул. И птицы крик
Из чащи эхом отозвался,
И в тот же миг седой старик
Со мною взглядом повстречался.

– А вот и гость – к столу как раз!..
Да, старец не сорил словами:
Шкварчит на противне карась,
И хлебный дух – хоть режь ломтями…

Старик со мной заговорил
По-свойски:
– Здравствуй, непоседа!
Ну, что толчешься у двери?
Иди встречай родного деда!

И я к рукам его припал –
Крестьянским, хлопотным, работным…
– Прости, что редко поминал…
– Господь с тобой, сынок, да что ты!

Ты глянь-ка, милый, кто со мной;
Ну-ну, давай смекай, Сережа;
Ямского духу крёстный твой!..
Я сделал шаг, другой…Он тоже

Уже шагнул навстречу мне –
В рубашке памятной в полоску,
С бывалой хромкой на ремне…
Ах, те басы да подголоски

Разладились тогда с тобой,
С судьбой неласковой, прогорклой,
Людей смущая хрипотой
Навзрыд надсаженного горла.

Но вспять отпрянула напасть:
Так мать моя в церквах молилась!
Как будто печь в душе топилась...
Зато и радость разлилась,

И мне за дружеским столом
Вдруг станет ясным, без утайки:
Вновь детский смех войдет в мой дом
И добрый взгляд его хозяйки.
___________

Со мной прощались голоса.
Лишь сон запутался в кулисе.
И просветленные глаза
Я открывать не торопился.



Сергей Георгиевич Янаки родился 17 сентября 1952 года в Уфе. Окончил Уфимский энергетический техникум, основная специальность инженер-связист. Поэт, переводчик тюркоязычной поэзии. Переводы вошли в российскую антологию «Литература народов России. Поэзия», изданную в Москве в 2017 году. Публиковался в республиканских СМИ, альманахах, коллективных сборниках. Автор книги стихотворений «Мое язычество». Лауреат журнала «Бельские просторы» в номинации «Перевод» за 2007 год. Лауреат премии имени Фатиха Карима.