Дедова земля

Когда мне предложили написать статью про деда, я замерла… Сначала на меня обрушилась радость от появившийся возможности поделиться со всеми моим счастьем, а потом - страх ответственности, требовавшей от меня сделать это достойно. ДОСТОЙНО – то самое слово, которое во время наших с ним бесед на известной многим скамейке, увитой виноградником, звучало часто. Красивых и исполненных значимости фраз, несмотря на свою яркую биографию, он не любил, эмоций было мало, но факты, события, неожиданные детали в его рассказах меня всегда потрясали.

Я называла его картатай. Но про себя всегда - дед. Может, потому, что две твердо звучащие буквы «д» в этом слове давали мне ощущение крепкого фундамента и существующей константы в моей жизни.
Первый раз я написала о нем в школе. В седьмом классе попросили подготовить сочинение о великих людях, которые тебя восхищают. Я одна в классе рассказала не о великих, а о своем дедушке.
Тогда писать было не так страшно. Теперь труднее. Его не стало в ноябре 2019-го, а 1 января ему бы исполнилось 96, и он был уверен, что уж до 75-летия Победы, в мае 2020-го, он дожить обязан...
О Мухлисе Шакирове писали много статей, очерков, делали телерепортажи, к нему часто приезжали журналисты, важные начальники, знаменитые люди, приходили школьники. На то были основания, ведь на его парадном пиджаке практически не было пустого места – весь в орденах и медалях. Его любили, уважали, к нему шли за советом. И на ту самую скамеечку под виноградником приходили многие известные люди, поговорить. Он умел слушать. И включался пытливым умом в любой вопрос, касалось то сельхозработ, строительства новых нефтяных заводов, постановок по пьесам Чехова за границей или новостей спорта.
Но я любила его не за это...
Я любила его за способность не держать внутри ничего мелкого. В его душе, в характере моего деда не было места трусости, злобе или обидам… Не было места унынию!
Родился картатай в Давлекановском районе, деревне Мякашево. С 10 лет работал на земле. Тогда там жило много немецких семей, им выделялись большие участки. Они создали мощные хозяйства, как-то по-особому обрабатывали землю и привлекали в помощники работников. Отец моего картатая был одним из таких работников и брал своего 10-летнего сынишку с собой. Дед очень тепло вспоминал тех немцев, их культуру, удивительное умение работать с землей. Когда началась коллективизация, немцы оставили все свое имущество и успели уехать в Канаду, где им снова выделили земли, а прадеда моего осудили как кулака и отправили строить канал Москва – Волга…
Перемены не прошли бесследно. Дед уже не мог остаться учиться в средней школе. И со своим другом поехал поступать в ФЗУ в Ленинград. Там его и застигла война.

Из прямой речи деда.
«Июнь был, жаркий душный вечер. В общежитии спать невозможно. Я взял книжку и ушел в соседний сквер, сел в беседку, читал, читал и заснул. Проснулся от звуков взрыва. Это была первая бомбежка Ленинграда. И одна из бомб упала на здание общежития, где оставался мой друг... Вот так в первые часы войны я потерял друга... а моя любовь читать книги спасла меня от смерти первый раз. Читай книги! И я, пока вижу, буду читать, без газет жить не могу» (смеется).
Уходил от смерти он не раз. На его счету пять ранений и половина Европы, которую он прошел пешком, служа в пулеметной дивизии. А тогда, в июне 41-го, его отправили рыть противотанковые рвы. Вспоминал, что рыли, чем могли, лопат на всех не хватало. Но в июле всех, кому исполнилось 18, отправили на фронт, а его 17-летнего - домой.

Из нашего разговора.
«А как домой ехать?! Все железные дороги на военном положении, пути перекрыты, пешком не дойдешь. И тут я вспомнил карту страны и смекнул, что можно попробовать добраться через Архангельск. Месяц добирался. Приехал домой: тощий, с вшами, без сил... ложку с кашей поднять не мог. Хорошо помню, как моя мама меня, 17-летнего парня, мыла в бане...(вздыхает), болезнь выпаривала».
Картатай вернулся в колхоз, и тут ему пригодились навыки, которыми он овладел, работая вместе с отцом у немцев, живших в Давлекановском районе, постоянно наблюдая и учась…
А через год пулеметное училище в Оренбурге и затем Сталинградский фронт. Он был назначен командиром пулеметного расчета 49-й стрелковой дивизии. И сразу в пекло войны.

Из прямой речи деда.
«Сталинградское сражение было настоящим светопреставлением, если вспоминаю – заснуть не могу. За месяц кровопролитных боев из нашего пулеметного расчета я один остался жив...»
В январе 1943 года под Сталинградом он получил первое ранение. В живот. Пуля прошла почти насквозь. Дед лежал несколько часов на снегу, отморозил ноги, звать на помощь не было сил и голоса. Надежды, что его найдут, разглядят в снегу, в крови и в грязи, не осталось.
«Вдруг вижу силуэт. Идет солдат. И вот уже мимо проходит. А я ни вскрикнуть, ни пошевелиться не могу. Потом он как почуял, остановился, обернулся и увидел меня. Взял меня за ноги и потащил. Долго ведь тащил. Сколько, я сейчас уже не скажу. Это был танкист. Я всю жизнь вспоминаю его спину, его сапоги… А вот лица его так и не увидел. Так я попал в госпиталь первый раз. А там хирург протянул мне стакан водки. Сказал: «Пей!» Я выпил. Залпом. Первый раз. Это было вместо обезболивающего... Когда хирург достал пулю, почти у позвоночника, кто-то произнес: «Везучий!»…
Во время одного из наших с ним разговоров - была у нас с ним такая хорошая традиция, посидеть на скамейке, поговорить про жизнь - на мой вопрос: «Скажи, а какая эмоция была для тебя самой запоминающейся?» ответил: «Вот тогда, когда я услышал звук падающей в таз пули. До сих пор помню этот звук. А второй… (думает, улыбается): как чуть в обморок не упал. От запаха первой мясной консервы, в окопе. После того как открыли второй фронт, у нас появились новые шинели и мясные консервы. Мы сидели в окопе. Еды, как всегда, было немного. Бывало, собирали жмых с полей, варили из него похлебку. И тут первый раз дают мясные консервы. Солдат, который стоял рядом, взрезал консервную банку раньше меня… Я остолбенел от этого запаха. Хорошо его помню. И мяса такого я уже лет 10 не ел... (смеется). И шинель была красивая, из английского сукна. После войны я ее перешил и еще лет 5 носил».
Удивляло меня то, что он чаще вспоминал бытовые, порой смешные ситуации и редко рассказывал о героических подвигах, за которые ему давали ордена. Он не вспоминал боль и ужасы страшных сражений. Возможно, потому, что для него это была обычная работа солдата, которую он должен был сделать ДОСТОЙНО.
После госпиталя - 2017-я стрелковая дивизия уже Белорусского фронта. Прибалтика, Польша, Германия. И в каждой стране дед не забывал вести свои сельхознаблюдения:
«Вот в прибалтийских республиках землю вспахивают на глубину 9–10 сантиметров, а в Польше, как у нас, - на 18-20 сантиметров» (голос начинает звучать весомо и значительно).
Думаю, любовь деда к работе на земле, его талант агронома воспитали, взрастили в нем родители, а вдохновила на это плодородная Башкирия и те самые немцы-переселенцы. Он всегда был очень уважителен к европейской культуре. А к немецкой особенно.
С четырьмя ранениями дед дошел до Берлина. Некоторое время даже был комендантом одного небольшого немецкого городка. А война для него закончилась только в 1946-м. После победы его оставили на Западной Украине, отправив на борьбу с бандеровцами. Вот там дед обманул смерть пять раз.
«Ловили бандитов в одной деревушке. Я за одним таким погнался. Вбегаю в хату, а он спрятался. Стою, не шелохнусь. Вдруг вижу, мальчуган с печки мне глазами показывает: он, мол, в подполе. Из подпола бандит и выстрелил в меня, но я успел увернуться, только колено мое он задел».
Пятое ранение пришлось в колено. Оно ныло и чаще остальных ран напоминало о войне.
Но ни простреленный живот, ни раненое колено не мешали деду каждое утро делать гимнастику и даже стоять на голове. Выполнять дыхательные упражнения. Читать книги и газеты. С этого начиналось его утро. Он любил простую еду. Ранний подъем.
Демобилизовался гвардии старший лейтенант, командир пулеметной роты Мухлис Шакиров в 1946 году. И возвращался он в родные края с одной мыслью – поступить учиться, получить высшее образование и выращивать хлеб!
В городе Октябрьском устроился в ДОСААФ, чтобы без проблем учиться в вечерней школе. И одновременно 4 года являлся слушателем музыкального лектория! Это еще одна любовь деда - Музыка! Он коллекционировал пластинки композиторов-классиков. Помню, собираюсь к нему, звоню, спрашиваю: «Что купить, что привезти?!» А он: «Малера сочинения привези». Особенно любил Бетховена. Собрал все его симфонии.
«В те, советские, времена я долго не мог найти Девятую симфонию. Однажды в наш район приехала делегация из Германии».
(Картатай много лет работал начальником сельхозуправления, и его Дюртюлинский район был самым успешным, известным своими достижениями – и не только Башкирии, поэтому сюда часто возили иностранные делегации.)
«Я обратился к ним с просьбой выслать мне Девятую симфонию Бетховена. Они не скрывали своего удивления. Пришлось объяснять, что впервые я услышал ее в 12 лет по репродуктору, который в декабре 1936-го установили на здании сельсовета. Ежедневно после прочтения очередной статьи Конституции звучала эта симфония Бетховена (задумался). Да и на фронте ее исполнял на фортепиано мой однополчанин. Ну вот, не прошло и 2 месяцев, как я получил из Германии посылку».
…В 1948-м он женился на моей бабушке Тагзиме, которая на всю жизнь стала для него любимым, особенным человеком. О ней написано мало, но, думаю, его яркая карьера, его дом-сад, его огород, по которому дед любил водить увлекательные экскурсии, - во многом ее заслуга.
В том же году сбылась еще одна мечта. Дед стал студентом сельскохозяйственного института. Он получил диплом агронома и всего себя посвятил земле! По распределению выбрал Дюртюлинский район. Сделал его лучшим. Сюда приезжали иностранные делегации, члены Политбюро. Общался даже с Михаилом Сергеевичем Горбачевым. А о таких встречах всегда рассказывал тоже просто, без пафоса. Там он прожил всю жизнь. Туда после уфимского роддома в первые дни моей жизни привезли меня. Этот дом, это место, эта земля навсегда останутся для меня моим нулевым километром!
Дед научил меня ходить. Выговаривать букву «р». В 4 года читал мне стихи Маяковского, а я – ему, это были наши первые поэтические вечера. И первые английские фразы мы освоили тоже вместе (он очень любил «поговорить» со мной на английском). Несколько лет я жила с дедушкой и бабушкой. У нас царил домострой. Уклад был строгий, с четким режимом, но полный любви и заботы. Мой первый опыт театральных представлений тоже связан с их домом. Каждый вечер, за 30 минут до программы «Время», на ковре перед диваном я устраивала мини-спектакли для дедушки и бабушки. Мой диапазон был большой: танцы народов мира, стихи Маяковского, пародии на соседей и друзей. Главное - подготовить реквизит, уложиться в отпущенные полчаса и выразительно себя объявить: «Выступает народная артистка СССР Айгуль Шакирова!»
А позже – в мою жизнь вошли первые серьезные книги с его книжных полок. Разговоры о вере. Труд на земле. И труд в учебе.
Он научил меня слушать людей, любить людей и ценить свою землю. Ценить ее масштаб.
«Ну как же нам по их европейским стандартам жить?!» Шутил порой: «Вот какая протяженность границы государства Люксембург… А какая у нас?»
Очень любил Уинстона Черчилля. Много его читал. Цитировал. А когда 30 ноября 2003 года я ему позвонила и сообщила, что у него родился правнук, он сказал:
«Ух ты! День рождения Черчилля! Яркий парень будет!»
Моему выбору стать актрисой дед обрадовался не сразу, больше насторожился. Но пришло время, я доказала трудом и любовью к этой профессии, что она мне так же дорога и важна, как картатаю дело его жизни.
К каждому моему приезду он готовился. Если я репетирую роль из пьесы Горького, он читает Горького. Играем Гольдони, а он уже изучил весь итальянский театр. Его страсть читать и учиться новому - потрясала!
Дед, я очень скучаю по нашим разговорам на скамеечке. По твоему голосу. По твоему согревающему спокойствию, которое делало меня смелой и уверенной в любой ситуации. Я до сих пор, во многих случаях, спрашиваю себя: а что бы сказал на это дед?..
Заканчивали мы разговор всегда одинаково:
«Доченька (кызым), учись, работай - хорошо. Веди себя ДОСТОЙНО. Ничего не бойся».
В заключение лишь добавлю:
Мухлис Бадикович Шакиров родился в 1924 году, покинул нас в 2019-м.
Кавалер двух орденов Красной Звезды, ордена Отечественной войны I и II степеней, многочисленных медалей (не могу сейчас перечесть все). А еще на его счету два ордена Трудового Красного Знамени, орден «Знак Почета» и восемь медалей за трудовую доблесть, медали выставок достижений народного хозяйства СССР (из них две золотые, пять серебряных и две бронзовые).
В 2000 году в возрасте 77 лет принял участие в Параде Победы на Красной площади в Москве. В течение 25 лет работал начальником Дюртюлинского районного управления сельского хозяйства.
В этих воспоминаниях я использовала его прямую речь из моих видеозаписей, а также его интервью разных лет в нескольких изданиях...